Перечитывая Карла Поппера
Статья (а, точнее, развернутое интервью Поппера журналу RESET) The Power of Television относится к наследству “позднего” периода – редактор журнала Джанкарло Босетти встречался с ним в августе 1994-го, а в сентябре философ умер. Взгляды позднего Поппера на институты общества, их взаимосвязь и влияние на личность – результат сложнейшей эволюции, которая, между тем, проходила в рамках либерализма – настоящего, а не выдуманного, выстраданного, развивающегося, а не догматического. Для мыслителя такого масштаба не было простых вопросов и тем более не могло быть простых ответов; ценность его замечаний, несмотря на 20-летнее расстояние во времени, сохраняется.
The Power of Television // Опубликовано в Popper K. R. After the open society: Selected social and political writings. Oxford, Routhledge – 2007. pp. 413-424
Карл Поппер (Karl Popper), один из крупнейших философов ХХ века, один из главных теоретиков в области познания, философии науки. Его труд о природе, истории и устройстве демократии как способа управления обществом – “Открытое общество и его враги” (том 1, том 2) – является одним из фундаментов современной политической философии и важнейшим критическим инструментом для анализа развития общества.
Поппер пришел к философии через практическую психологию, работу учителем (и психологом) в школе – в Вене, в преддверии и предчувствии наступления нацизма и аншлюса. “Открытое общество”, между тем, было закончено и выпущено в свет в годы, проведенные им в эмиграции в Новой Зеландии – философ вернулся в Европу только после окончания войны.
Как теоретик либерализма и демократии, Поппер не мог не обратить внимание на СМИ, их роль и регулирование их деятельности в современном обществе.
Статья (а, точнее, развернутое интервью Поппера журналу RESET) The Power of Television относится к наследству “позднего” периода – редактор журнала Джанкарло Босетти встречался с ним в августе 1994-го, а в сентябре философ умер. Взгляды позднего Поппера на институты общества, их взаимосвязь и влияние на личность – результат сложнейшей эволюции, которая, между тем, проходила в рамках либерализма – настоящего, а не выдуманного, выстраданного, развивающегося, а не догматического. Для мыслителя такого масштаба не было простых вопросов и тем более не могло быть простых ответов; ценность его замечаний, несмотря на 20-летнее расстояние во времени, сохраняется.
Как мне посоветовала Анна Григорьевна Качкаева, я не буду переводить текст Поппера целиком, но опробую жанр “комментированного цитирования” – сопровождая важные мысли автора не слишком навязчивыми пояснениями, которыми постараюсь оформить контекст его времени, сообщений и смыслов (как я их понимаю; не настаиваю на единственно правильной трактовке).
Ключевая мысль Карла Поппера, которую он пытается донести до читателя – “Никакая демократия не может считать себя в безопасности до тех пор, пока она не научилась контролировать телевидение” – может показаться противоречащей основным идеям “Открытого общества”, где он вручает прессе инструменты действенного контроля за управляющими обществом институтами и настаивает на принципах свободы высказывания и его распространения. Интересно, что, буквально подтверждая опасения Поппера о возможностях использования ТВ для манипуляции демократическим процессом, в том самом 1994-м году победу на парламентских выборах в Италии одерживает партия Сильвио Берлускони, телевизионного магната, решившегося (не впервые, но впервые – успешно) воспользоваться медиа-ресурсом для воздействия на политический результат в демократической стране.
Поппер начинает свой текст со ссылки на статью проф. Джона Кондри (John Condry, Cornell University) “Ворующий время, неверный слуга: телевидение и американские дети” (ссылка JSTOR), в которой автор, психолог и педагог, анализирует последствия феноменальной привязанности к телевидению. Поппер обращает внимание не только на анализ американского автора, но и на вывод, сделанный Кондри: “Телевидение не исчезнет из нашей жизни, и вряд изменится в достаточной степени, чтобы обеспечить детям приемлемую информационную среду для социализации”.
“Телевидение (пишет Кондри), не может научить детей тому, что они должны узнавать по мере взросления. Я бы высказался несколько иначе: телевидение в той форме, которую оно приняло сегодня, не может. Существующее телевидение является ужасающей силой в руках зла, но оно может быть и силой в руках добра. Точнее – могло бы стать, однако вряд ли станет. Причина в том, что задача стать мощной культурной силой – это очень трудоемкая задача. Неоправданно ожидать от тех, кто производит 20 с лишним часов медиа-продукции в день, что это будет хорошая продукция. На самом деле, задача произвести 20 часов хорошего материала просто непосильна – гораздо проще нахалтурить 20 часов посредственности или плохого материала. По мере увеличения количества телевизионных каналов, становится все труднее отбирать людей, способных одновременно делать и качественно, и полезно, и интересно. Но есть и другая сторона вопроса: достаточно трудно себе представить, чтобы кому-то, даже при дискретном потреблении, пришло в голову просмотреть все 20 часов хорошего, качественного телевидения в день”.
Поппер, как и любой социальный философ, уделяет особое внимание воспитательной и образовательной роли СМИ в обществе; в нескольких следующих абзацах он объясняет, как сильно вредит коммерческая конкуренция между различными медиа исполнению этой задачи, в частности, он говорит о том, что конкуренция за внимание зрителей (и рекламные бюджеты) не может даже навести их на мысль, что образовательные или формирующие этические установки программы могут обеспечить в этой конкуренции успех – подобные решения для телевидения возможны только, как выражается Поппер, в arresting enviroment (буквально – в “предварительном заключении”).
Переходя к своим идеям в области демократического регулирования телевидения, Поппер описывает, как за несколько лет до этого читал лекцию в Германии. Среди слушателей лекции было два телевизионных деятеля, с которыми у него приключился показательный разговор о содержании телевидения.
“Руководитель телеканала сказал мне несколько совершенно чудовищных вещей, в правоту которых он, естественно, верил. Он сказал, что телевидение должно поставлять людям именно то, что они хотят – как будто бы у него есть знание об этом, просто производная статистики того, что они смотрят. Но он же может только выяснить – с помощью этой статистики – что они смотрят из предложенного телеканалом; никакого представления о том, что они ХОТЯТ смотреть, на основании текущих данных о потреблении, получить нельзя…
Этот разговор был буквально невероятным. В частности, телевизионщик верил в то, что по соображениям демократии он обязан двигаться в том направлении, которое он мог познать – в направлении наиболее популярных программ (которые уже есть в сетке вещания – ВГ). В демократии сегодня нет ничего, кроме необходимости избегать диктатуры. В демократии нет ничего, что говорило бы об обязанности людей наделенные большим знанием, скрывать его от тех, у кого этих знаний меньше или нет вовсе. Наоборот, демократия всегда подразумевает стремление к росту уровня образования. Это старинная, традиционная роль демократии. Если бы в жизни применялся метод “следования желаниям потребителя”, то мы получали бы с каждым поколением все более низкий уровень образования, потому что, статистически, большинство людей не любят учиться…
(собеседник Поппера, редактор журнала RESET Босетти замечает, что телевизионщики называют это “законом аудитории”)
Это неправильный закон, потому что если ты предлагаешь аудитории все более ухудшающееся программирование, аудитория принимает этот некачественный продукт. Если ты на этих низких уровнях качества приправляешь произведения – добавляешь в них секс и насилие – ты учишь зрителей требовать еще больше секса и насилия. Поскольку это простой и понятный принцип – и для продюсера, и для потребителя – то ситуация для создателя телевизионного продукта еще больше упрощается. “Специи” становятся основой содержания, потому что они востребованы потребителем; с каждым циклом производства все меньше содержания и все больше специй – которые просто скрывают отвратительное качество предлагаемого продукта”.
Поппер (отчасти из-за вопросов Босетти) отвлекается от своей основной мысли в сторону обсуждения вопроса о том, насколько “изображение насилия” (как придуманного, так и подлинного, информационного) влияет на моделирование поведения потребителя. Обсуждая, что можно сделать с разрушительной силой телевидения, которое решает свои коммерческие задачи за счет вольных или невольных манипуляций с сознанием зрителя, Поппер предлагает лицензировать деятельность работников ТВ по аналогии с лицензированием врачей в Штатах, где за compliance следят прежде всего самоуправляемые организации врачей, которые подтверждают или отзывают лицензии. Его позиция как философа и психолога – он начинал как коррекционный психолог и работал с “трудными” детьми – возможности по социальному искажению детей и подростков у современного ТВ настолько велики, а сила его воздействия настолько безгранчна, что никакие разговоры о свободе слова не могут оправдать де-регулирование этой деятельности. Будучи последовательным противником цензуры, Поппер предлагает отдать функции контроля профессиональному сообществу и учреждаемому сообществом квази-судебному институту, наделенному правом прекращать лицензии телевизионных деятелей.
Особенно он выделяет то, что речь идет не только о продюсерах, придумывающих “что делать”, но и об остальных участниках процесса – операторах, журналистах, монтажерах и даже специалистах вещания, которые должны чувствовать, что могут лишиться лицензии и потерять работу в связи с тем, что участвуют в потенциально вредной, позорной и т.д. деятельности. Среди прочего, Поппер указывает, что любой причастный к “силе телевидения” человек, любой профессии и специализации, должен, при желании иметь предлагаемую им “лицензию”, обязан пройти курс, как сейчас бы сказали, “медиа-грамотности”. “Задача предлагаемого курса – прежде всего объяснить (телевизионному деятелю), что он работает в не в массовой информации, а в массовом образовании, нравится ему это или не нравится. И какова сила этого массового образования, которое занимает все большее место в сознании его собственных детей, которое определяет модели поведения подростков и воздействует даже на взрослых, как если бы они ходили в школу”.
“Я говорил об этом с многими работниками телевидения, и они признавались, что никогда не задумывались об этом. Поставленные мной перед таким вопросом, они соглашались с образовательной, формирующей природой телевидения. Но не только этому должен учить предлагаемый курс. В цивилизованном обществе люди должны вести себя соответственно цивилизационному уровню. Именно это – задача образования, снижение насилия. Удивительно, но работники телевидения (с которыми говорил Поппер) не задумывались об этом.”
Далее он подходит к финалу, где от мечты приходит к более ясной констатации.
Перевод: “Мое последнее соображение не только в том, что подобное вмешательство в профессиональную деятельность телевизионщиков необходимо срочно, но и в том, что оно совершенно необходимо с точки зрения демократии. Суть демократии в том, что политическая власть находится под контролем. Никто в рамках демократической договоренности не избавлен от контроля. Сегодня телевидение обладает политическим потенциалом колоссальной силы; этот потенциал практически всеобъемлющ. Это как будто бы Господь Бог говорит с нами; и есть очевидна возможность использования этой силы во вред. Такая сила сама по себе слишком велика для демократии, но тем более демократия не может допустить, чтобы такой силой злоупотребляли. Но ей сегодня злоупотребляют, например, в Югославии. Ей злоупотреблял СССР. У Гитлера не было полноценного телевидения, но всепроникающая пропагандистская машина была примерно такой же силы, как телевидение сегодня. Если представить совмещение (Гитлера и телевидения), то его сила была бы практически бесконечна.
Это подталкивает нас к выводу, что настоящая демократия не может существовать без контроля над телевидением, или (демократия) долго не просуществует, если кто-то обнаружит эту разрушительную силу”.
…
“Враги демократии еще не вполне осознают силу телевидения. Но когда они действительно поймут что они могут сделать с помощью этого медиума, они прежде всего воспользуются им в самых опасных ситуациях. Может оказаться, что сопротивляться будет слишком поздно. Мы обязаны видеть эту (тревожную) возможность и организовать контроль над силой телевидения, например, с помощью мер, которые я предлагаю. Но могут быть и другие, лучшие предложения – пока же мы не имеем никакого варианта.
Выше я говорил о том, что многие люди против любых форм цензуры. Некоторые из них, на этом формальном основании, считают, что общество не имеет права регулировать телевидение. Однако проблема состоит в том, что телевидение цензурирует все остальное. Телевидение в том виде, которое представлено нам сегодня, имеет возможность полностью заглушить любое высказывание, которое его не устраивает. Например, несколько лет назад я давал интервью BBC, в котором высказал примерно такие же взгляды и соображения. Оно никогда не было в эфире, когда мой ассистент звонил и узнавал – ему всегда говорили “будет в следующем месяце”. С тех пор прошли годы. Что произошло? Они отцензурировали мое высказывание. Полностью, целиком – просто не показав его, потому что у них есть более полные цензурные права, чем у кого бы то ни было. Сейчас те же люди возражают мне, утверждая, что предлагаемые мной меры демократического контроля над содержанием и формой телевидения – это цензура. Но невозможно отрицать тот факт, что они осуществили акт цензуры в отношении меня, не распространив мое интервью. Почему я не могу осуществить тогда акт цензуры в их отношении?
Текст/перевод: Василий Гатов
Источник: postjournalist.ru